Дон Саккариас великолепный
«Белая голубка Кордовы»

Дина Рубина. «Белая голубка Кордовы»

Д. Рубина
Белая голубка Кордовы
М.: Эксмо, 2009. – 544 с.

По большому счету неважно, кто такой Захар Кордовин (главный герой нового романа Дины Рубиной «Белая голубка Кордовы») - великий копировальщик, фальсификатор от Бога или истинный мастер. Вопрос, поставленный Рубиной, не звучит с пушкинской интонацией: гений или злодей? Конечно, гений, конечно, злодей (и в то же время так ли все однозначно?), но какой блестящий, удивительный и неоднозначный. Ибо дон Саккариас Кордовер (в книге у Кордовина несколько имен) увлечен не живописью, не ее копированием, не продажей великих (или якобы великих) полотен и даже не самим творчеством, а жизнью, которая для него есть высшее искусство.

Такой уж человек этот Заккари. Если обманывать, то по-крупному, на много миллионов, врать - значит, всем без исключения (оставляя правду только себе), ненавидеть - от и до - обязательно желая своему врагу неминуемой смерти и самостоятельно готовя его к ней. Быть расчетливым, холоднокровным, спокойным, но в то же время легким и грациозным: «Андрей Викторович, - проговорил он ровным голосом. - Вы знаете, я редко говорю правду. Но сейчас заклинаю поверить мне и понять: я вас убью».

«Себе на уме» - как раз о таких людях. Ибо менее сложному человеку не постичь мотивов и сути кордовинских поступков. Масштаб не тот. И чтобы ни сказали впоследствии критики, Дине Рубиной удалось создать не просто очередной персонаж, который втиснется в плотный ряд литературных героев, а в лучшем случае выбьется в лишние люди, но выписать новый русский характер, выламывающийся из каких бы то ни было рамок.

Есть нечто пленительное в том, как Кордовин ведет свою красивую и ловкую игру. Как дерзок и бесстрашен его обман! Ведь Захар не просто штампует подделки, кои мог бы создать любой художник средней руки. Нет! Он пестует каждую картину, точно истинное дитя.

«Картина была завершена, и вот уже покрыта слоем лака... но не готова. То есть она могла бы украсить собой любую выставку и стену любого музея... но не была готова зажить реальной подлинной жизнью: еще не придумана была, не найдена история находки, не выбраны приемные родители, не намечен покупатель. Три-четыре года пройдут, пока усядется живописный слой... Три-четыре года, в течение которых будут выплетаться искусные узоры случайных встреч и любопытных знакомств, вестись переписка с владельцами, осуществляться медленные рокировки на шахматной доске обстоятельств. Плавная паванна, его любимый период сотворения мифа, как микроскопический скол сотворения мира: созревание ситуации, наполнение картины плотью и кровью судьбы.

Да-да: "и вдохнул дыхание жизни в ноздри ея..."

Все еще было у нее, у воздушной красавицы, впереди...»

Невероятная увлеченность! Во всем! В том числе и любви. А почему бы и нет? Когда вокруг столько женщин, каждая хороша по-своему... Кстати, постельные сцены (особенно учитывая то, что повествователь максимально приближен к мужскому мировосприятию) Рубиной описаны великолепно. Да и сама она на презентации книги призналась: «Писать о том, что чувствует партнер, а не партнерша, влезая в его шкуру, было сложнее всего».

Обман не ради наживы: будь то деньги или любые другие блага, но ради самого процесса. Чтобы, когда все раскроется (если, конечно, найдется тот, кто сумеет разгадать кордовинскую загадку), у присутствующих не было слов. И эти недоучки-коллекционеры, скучные ценители живописи, дотошные эксперты да простые зеваки даже не смели бы аплодировать, ибо были бы поражены до глубины души этой виртуозной игрой и тем, как их, смеясь, с удовольствием дурачили столько лет подряд. Впрочем, на то, что фальсификация - всего лишь дерзновенный розыгрыш, указывает та самая палома бланка - «белая голубка, пушистый комочек с темно-вишневыми глазами», как клеймо мастера или подпись живописца, таящаяся в малоприметном углу любой кордовинской картины.

Но Рубина была бы не Рубина, напиши она роман только в одной плоскости. В книге есть все. От испанской истории (включая и историю искусств) до военного голодающего Ленинграда (кстати, описание юности Жуки, кордовинской тетки, один из сильнейших моментов).

Божий умысел и жизненная тщета, человеческая заброшенность и преемственность поколений, еврейская местечковость, русская широта души и даже европейская утонченность - все сочетается в жизни дона Саккариаса.

А еще в романе выстроилась галерея удивительных (думается, тут уместнее сказать рубинских) персонажей. Эмигранты, провинциалы, дураки, интеллигенты, бизнесмены, торгаши, художники - перечислять можно до бесконечности... Но главное другое - никому из ныне сочиняющих в голову бы не пришло описывать этот люд так трогательно, смешно, ярко и звонко, как делает это Дина Ильинична.

В остальном же... Да пребудет с нами палома бланка, та самая о которой поется в одной иноземной песне: «Толстяк пел, закатывая глазки под лоб. Щеки, нисходившие в шею, подрагивали, как желе. Рот был мучительно распялен.

Когда придет моя смерть, - пел он, - Ко мне слетит на плечо / Белая голубка, / Белая голубка Кордовы... / Когда придет моя смерть, - вступил второй, пожилой певец, с более низким шершавым голосом, - Откроются разом все двери, / И суровый ангел, / Суровый ангел спросит меня: / «Вот пришла твоя смерть, / Так где ж твой удел, / То богатство, что веками копили / Твои непокорные предки?»

Да пребудет с нами палома бланка в нужный час.